Повесть А. М. Горького «Детство» относится к лучшим образцам отечественной прозы. Она рассказывает не только о «свинцовых мерзостях» русской жизни провинциального мещанства, простого люда – полуграмотного, а потому дикого, духовно скудного, ожесточённого и оскотинившегося в ежеминутной борьбе за «копейку». В центре внимания автора - чистая детская душа главного героя, проходящего через жестокие этапы становления, а также светлые и добрые характеры тех героев, которые скрасили тяжкие минуты обид и несправедливостей, коих видел он в доме деда немало.
Предыстория
История жизни деда Каширина занимательна и поучительна одновременно. Однако начнём мы не с неё, а с того, каким образом Алёша Пешков оказался в приземистом, крашеном грязной охрой одноэтажном доме Кашириных. Мать его вышла замуж без благословения родителей. Потом родился Алёша. Жили они дружно и весело, пока отец не умер, а мать от горя едва не лишилась рассудка. Тогда к ним приехала бабушка Акулина Ивановна, чтобы отвезти осиротевшее семейство в родовое гнездо – Нижний Новгород. Именно с этого момента как читателям, так и главному герою становится интересной история жизни деда Каширина.
Глава семейства
Василий Васильич Каширин, как называет его автор, внешность имеет совершенно невнушительную, скорее, комичную. Это маленький сухонький старичок с острой, золотисто-рыжей бородкой, суетливый, с зелёными глазами и птичьим крючковатым носом. Личность довольно колоритная, но особенно нелепость его бросается в глаза рядом с крупной, даже большой и слишком полной, но как-то плавно-степенной женой Акулиной Ивановной. Впрочем, история жизни деда Каширина наглядно показывает, что не от внешности зависит судьба человека, а от черт его характера. И от обстоятельств, в которых он жил.
Видео: Детство Горького (RU/ENG) (1938) фильм смотреть онлайн
Основные события
Своим чутким маленьким сердцем Алёша скоро понимает, что всех членов большого семейства объединяет одно общее чувство. Нет, не любовь, как это должно быть между родственниками, а ненависть, помноженная на злобу и зависть. А причина всему – деньги. История жизни деда Каширина – как зеркало, отражающее судьбы его потомства. Когда старый Каширин первый раз порет Алексея за провинность, то потом, в порыве жалости и раскаяния признаётся: «Думаешь, меня не били?..» Оказывается, самого деда в детстве секли так, что «и в страшном сне» не увидеть. И так обижали, что, наверное, сам «Господь Бог глядел и плакал» от жалости! Значит, не сам по себе, от природы, зол и жесток дед! Окружающая обстановка, в которой он рос, испортила и ожесточила его характер, внушила, что именно на таких условиях держится порядок в доме и авторитет старших. Тогда же и узнал внук, какой несчастной была судьба деда Каширина. Прежде чем завести красильню, он много лет бурлачил на Волге, таскал с товарищами на себе неподъёмные баржи, надрывался, терпя издевательства от хозяев. Жуткий призрак нищеты заставлял его всю жизнь, подобно Чичикову, собирать и беречь копейку, трястись над каждым рублём.
Глава большого семейства
Когда писал Горький «Детство», характеристика деда играла важную роль в реализации замысла и идеи произведения. На его примере он показывала, как страшно и безысходно калечатся недюжинные русские характеры средой, если не имеют достаточных внутренних сил к сопротивлению. Кода Василий Васильич обзавёлся семейством, разбогател, открыл красильню, он нещадно эксплуатирует работников и своих, домашних. Он не хочет отделить взрослых женатых сыновей, чтобы не пришлось отдавать им часть причитающегося имущества. Дочь Варвару Каширин лишил приданого за то, что та самовольно вышла замуж. Алёшины дядья нещадно дерутся между собой, но деда это не останавливает. И только изрядно выпив, захмелев, он с тоской признаётся себе, в каком «гадюшнике» живёт. Да и семья, в конце концов, распадается. Гибнет всеобщий любимец Цыганок. Страшный пожар уничтожает львиную долю имущества. Расселяются дядья, но также пьют и приходят бить окна в новый отцовский дом. Разоряется, нищает и ещё больше «усыхает» душою дед. Жалкий, просящий милостыню, морящий голодом бабушку и внука, предстаёт он перед нами в конце повести. И надрывно-щемящей нотой зря промученной жизни раздаётся в наших ушах его тоскливое «Эх, вы-и-и&hellip-»